Ночной пир на развалинах диоскурии

Обжор и опивал
Достойная опора,
Я тоже обладал
Здоровьем горлодера.

Я тоже пировал
При сборище и зелье,
Где каждый убивал
Старинное веселье.

В непрочности всего,
Что прочным предрекалось,
Одно твое лицо,
Как пламя, подымалось.

Полуночной судьбы
Набросок в лихорадке,
И линия губы
Как бы прикус мулатки.

В непрочности всего
Несбыточного, что ли…
Вовек одно лицо
Пульсирует от боли.

И потому его
На дьявольскую прочность
В непрочности всего
Пытает червоточность.

И потому у губ
Так скорбны эти складки,
Но потому и люб
Твой пламень без оглядки.

Пусть обескровлен пир
От долгих посиделок,
И плотно стынет жир
Предутренних тарелок…

И страшен невпопад
Трезвеющий Иуда,
Его далекий взгляд
Откуда-то оттуда…

И все-таки, клянусь,
Мы сожалеть не будем,
Что нас подводит вкус
От голода по людям.

Ты слышишь чистый звук,
За окнами простертый?
Крик петуха, мой друг,
Но этот город мертвый…

Крик петуха, мой друг,
Под млечным коромыслом,
Где тонет всякий звук,
Не дотянув до смысла.