Увиты лентою сиреневой,
Усыпаны цветами,
Годы наши молодые,
Вы почему не с нами?

Может быть, вы в кабаке
Пьете чистое вино,
Может быть, из родника
Пьете облака.

Любовь для вас была открытием,
Надежда вам была сестрой.
Где вы, годы молодые,
Почему вы не со мной?

Ветер ворвался в майскую душную ночь,
Ливнем хлестнул, полоснул.
Осыпалось небо черемухой,
Вспыхнуло светом
и вдруг –
Туча, что черная птица,
Из божьих скользнувшая рук.
Стемнело.
Из рощи кедровой,
В горячий вцепившись лоб,
Кашляя громом,
Простуженный вышел Циклоп.
К запястью безумца
цепью прикован крюк –
Тащит Циклоп подозрений и страхов сундук,
Валятся кедры,
Сраженные тем сундуком,

Хор силу набирал,
Гремел и грохотал.
То словно падал в бездну, замирал –
Хвалебный гимн себе бессовестно творил,
Он черной стаею над бездною парил...
Вдруг перешел на злобное шипенье,
Как будто присягал бороться с сольным пеньем
И смерть нести тому, кто выбьется из сил.

Вор на воре, всюду запустенье.
Красные воздушные шары,
И луна, и я гуляю с тенью –
Я устал от суетной игры.

Бездна разделяет нас, очнись,
Бездна, огнедышащая высь,
В звездах убегающее дно,
Вечности холодное вино.

Бездна разделяет нас с тобой.
Бездна между плотью и душой.

Глебу Горбовскому

Вот идет человек.
Не поет, не хохочет,
Мимо катят авто
И трамваи грохочут,

Вот идет человек.
Он завернут в пальто.
Не согреешься сам –
Не согреет никто.

Вот идет человек.
Тишина его манит...
У него три рубля
И веревка в кармане.

Довольно,
Хватит, хватит, ветер,
Не бей меня, я понял все.
Я знаю – боль пощечин этих
Мне только пользу принесет.

И ветер стих –
Он мне поверил.
Но кто-то ночью зло завыл,
Ворвался в окна,
Хлопнул дверью
И вновь пощечину влепил.

Брату

Окна в землю вросли –
Свет рубиновых звезд не найдет,
По булыжной скользнет мостовой
И обратно уйдет...
И останутся: глиняный пол,
Печка, свечка, дрова.

Барабаны пока молчат,
И труба никого не зовет,
Только слышно: коровы мычат,
И доярка частушку поет.

На плетень наплывает тень –
Тучи клок зацепился за лес.
Мы идем, нам идти не лень,
И каждый несет свой крест.

Ходят-бродят тени,
Маются бездельем,
Кто-то взвыл от лени,
Кто сгорел с похмелья.
Кто в рукав ругался,
Кто копил идеи,
Кто-то объедался
Посреди Вандеи.
Пьянство процветает,
Падает культура,
Совесть исчезает,
Дорожает шкура.

Чистые, чистые очи.
Глубинные и голубые,
Легкие, белые руки
И нежные губы твои.
Как совершенен твой образ,
Какая гармония в теле!
Но поклоняться тебе
И никому не хочу.
Твое совершенство приветствую,
Объятья твои – это праздник,
Всю принимаю тебя,
Но превосходства не требуй...
Ясные очи твои
Потемнели мгновенно от гнева,
Выпустив в сердце мое
Две голубые стрелы.

Человек затерян и от страха
Поднимает муть со дна души,
Веселится в ожиданье краха,
Все ему дозволено – круши!

Вижу: небо кровью обагрилось,
Облако слезами изошло...
А земля, как прежде, расплатилась
Хлебом за содеянное зло.

Куда ведешь нас, лидер?
– К бессмертию, в райский сад. –
К чему оно, бессмертье?
Не ошибись, о брат!
Когда уже земные
Изведаны круги,
Где все плетут интриги
Проклятые враги,
Когда болван в почете,
А мастер не у дел,
Ты перестал бороться,
Бессмертия захотел...

Сворачивай обратно,
Бросай в последний бой –
Сметем врагов проклятых
И победим с тобой!

Валентине К.

Жила-была Анит Нелав,
Ума, души и воли сплав.
Ее лучистые глаза
И стан, что юная лоза,
Всех покоряли, но она –
И непреклонна, и скромна –
К секретам сердца своего
Не допускала никого.

Однажды вдруг Анит Нелав,
От суеты людской устав,
В канун очередного дня
Вскочила лихо на коня.
Конь в дикий лес ее умчал
И дивным голосом вещал:
«Лети, спеши, Анит Нелав,

И словно со скользкого шара,
Сорвавшись в запутанный Космос,
Не вижу тебя,
Только помню твое назначенье:
Присутствовать в мире,
Как вечное звездное небо,
Не зная ни грязи, ни лжи, источая свеченье.
И если два сердца
В одно никогда не сольются,
То пусть они лучше,
Как звонкие сны, разобьются,
Иначе все будет похоже
На то, что уже повторялось.
А ты присмотрись –
Нам и жить-то почти не осталось,

Сидишь и лижешь, ногу приподняв,
Мордастая такая симпатяга.
Ты почему не лаешь на меня,
Облезлая, бездомная собака?

Я ведь не верю в чистую любовь,
Курю, ругаюсь, пью вино, как воду...
Твои глаза мне причиняют боль,
Как слезы и дождливая погода.

Откуда столько грусти, глубины,
Невинности, испуга и восторга!
Ты слышишь пес, я родом из страны
Далекого печального Востока.

Забери ты свои ласки,
Поцелуи забери!
Мы живем с тобой не в сказке,
Чтобы шляться до зари!

Ну оставь меня в покое!
Дай мне сессию досдать,
Я потом пойду с тобой
Хоть в субтропики гулять.

Будем кушать ананасы,
Спать в какой-нибудь норе,
Крокодиловое мясо
Будем жарить на костре.

А потом пойдем на реку,
Где резвится бегемот...
Может станешь человеком
Ты в желудке у него!

С.Вороновой

Д: Светлана, лампа погасла,
Давай говорить о друзьях.
Начинай.

С: В белоснежную зиму
Принесла я налима на праздник.
Улыбнулись друзья и сказали что я карасик...
Я обиделась, вышла, пошла на Неву, разревелась...

Д: Светлана это не дело.
Давай говорить о друзьях.

С: Ну ладно...
Входит в комнату мальчик
Кучерявый, на Блока похожий,
И зовут его как-то по-польски
(Не помню сейчас).

Утром встать и жить с утра.
Ночью лечь.
Может всякая игра
Стоит свеч.

Может, в музыке часов
Правда есть.
Но не тянет меня в сон,
Дай мне сесть.

Суток семь уже не сплю,
Может пять.
Что? Ошиблась. Не люблю.
Хватит спать!

Подымайся, грудь не прячь –
Не впервой!..
За окном кошачий плач,
Сучий вой.

Мы сидим с тобой вдвоем.
Хата – гроб.
Может, так вот и помрем?
Хорошо б!

Поскрипывает светлый снег.
Он слаб сегодня, нежен.
И этот скрип, как сердца бой,
Как вечность, неизбежен.
Не останавливай шаги –
Иначе все застынет.
И этот скрип, и сердца бой,
И вечность нас покинет...
А как без этого всего?
Но ты остановилась.
И как ни странно, ничего
Вокруг не изменилось.
Поскрипывает светлый снег,
И сердце так же бьется.
Но вечность больше не зови,
Она не отзовется.

Слабею, слепну, ухожу
В мерцанье линий,
Глазами нехотя слежу
За ростом лилий.

Бог передает меня суду
За жизнь, вестимо.
Жизнь отражается в пруду
Неотразимо.

Цвел сентябрь – дитя поэта,
Очаровывал собой.
Ветер начал дуть кларнетом,
Но продолжил бас-трубой.

Для любителей ландшафта
Открывался чудный вид:
На лугу паслась лошадка,
Небо – чистый малахит.

На желтеющую травку
Сели слабые лучи.
Важно ходят вдоль канавки
Воронята – хохмачи.

Под ветвистым старым дубом
Два субъекта речь ведут,
Разговаривают грубо –
Вот друг друга заклюют...

Что же?! Все исчезает,
И ты уже не возвратишься,
Странная женщина,
Ты уже больше не снишься –
Легкие сны улетели,
Остались тяжелые сны.
Снятся осенние листья –
Вестники смерти весны,
Вестники смерти зеленого, знойного лета.
Лебеди снятся в упряжке небесного кабриолета,
В небытие уносящего вместе с твоим очертаньем
Дни золотые
И наши ночные свидания.

Сердце любит. Я тут ни при чем.
И не спрашивай сегодня ни о чем.
Утопает мир в обмане, как в тумане –
То красавицей, то яблоком поманит.

От вина еще звонче тишина.
Мы с тобою у раскрытого окна.
Придавило небо спящую страну,
Да и ты, смотрю я, клонишься ко сну...

Голубой вдали мерцает огонек,
Он из прошлого, он сказочно далек.

Петербург, не уплывай
Парусником в дальний край,
Где туманы бродят по воде,
Где прекрасный образ твой,
Словно птица над волной,
Взмыл
и растворился в высоте.

Где иглою золотой
Вышит купол над Невой,
Город, где теряются мечты.
Где печальная зима,
Где ажурные дома
И мосты,
как дикие коты.

Как из зеркала, вдали
Показались корабли
Среди ночи, что белее дня.
Отраженный Эрмитаж,

Татьяне Калининой

Ни двора, ни кола.
Умерла моя юность в пыли,
На дорогах неясных.
Два усталых быка
Еле тянут худую арбу,
На арбе мои вещи:
Белый гроб,
Папиросы и паспорт,
И слепая любовь
В вышеназванном белом гробу.

Ни двора, ни кола.
Умерла моя вера в судьбу
И в березовых женщин.
На горбатой горе
Упаду головой на Восток...
А пока надо мной
Равнодушное небо из жести
И песок под ногами,
Чужой,

Неба куст голубой
С цветами белыми.
Жаркая птица
На куст присела.
Лежу в густой траве –
Руку под голову,
А другой рукой
Приглашаю птицу:
– Лети, – говорю, – сюда,
Поворкуем о нежности...
А сам думаю, что
Неплохо было бы
Подкрепиться дичью,
Перьями запастись.

Подкрепиться дичью
Вином деребентским,
Пригласить музыкантов –
Мугам послушать.
А когда сердце заболит,
Набухнет тоскою,
Вскочить на коня молодого
И в горы умчаться.
Прилечь на горячем камне,
Мхом поросшем,
Подкрепиться облаком
И запахом леса,
И слушать песнь реки
И клекот орлиный.

Зеленые поля в сиреневых цветах
И середина лета на часах.
Бульдозер у канавы заскучал,
Кузнечик вдалеке застрекотал...
Такая благодать,
Но кажется, что вот
Бульдозер оживет и поползет
Крушить, мешая с комьями земли
Цветы, траву,
Кузнечика вдали.

С портрета юноша со мною говорит
В глазах былых веков огонь горит,
Он видит зло во мне,
Меня предупреждает...
За юношей – заря природу пробуждает.
Пруд, ива у пруда...
И воздух – навсегда
Пронизан светом розовым, зеленым...
Поник я головой
Перед взором удивленным,
Задумался над смыслом бытия,
Мы поняли друг друга –
Он и я.

Скажи мне, что такое жизнь?
Медовый пряник, горький лук,
Цветы надежды, дерн сомнений,
Любовь – измен противовес,
Раскаты грома, тишина?
Семья, скамья в осеннем парке,
Иль материнские глаза,
Иль серый камень – страж забвенья
До той космической черты,
Когда в едином сгустке света
Соединятся все сердца
И время ход начнет с нуля?

Фиолетовый, сиреневый цвета –
Горизонт. И голубая высота...
Словно соткана из воздуха труба,
А в трубе той золоченая арба,
И покачиваясь мерно, и горя,
Отъезжает на ней девушка – заря.

По крутому небосклону краток путь –
Ты об этом, дорогая, не забудь.

Что сабля обнаженная,
Взглядом обожженная,
Женщина не знала,
куда ей деться...
На нее,
восхитительную,
Я успел наглядеться,
Пока у нее мелькнула мысль:
«Одеться!»

Чистое небо открылось над лесом,
Закат перекрасил листву и стволы,
Горы дышали теплом и травою...
С чинары, изогнутой луком,
От кроны – к земле протянулись,
Как струны, лучи.
– Арфа! – подумал я, – арфа!..

Сыграл бы.
Но гром помешал.
Гром среди ясного неба.

Перо попробовал и начал:
На Дворцовой
Корабль приземлился, шар лиловый,
Внезапно, вдруг, из проклятых глубин.
И что за диво, знает бог один...
Земля не ожидала представленья,
Безумье началось, столпотворенье,
Из шара показалось существо,
Не описать, но ясно – божество.
Оно, по доброте своей душевной,
Сыграло нам на дудочке волшебной,
Но тут же было сдавлено толпой,

Чем ближе к вечеру,
Тем дальше нам живется.
Еще лишь полчаса,
И пусть она сорвется,
Звезда моя...
Голубчик мой,
Дружок,
Снежок искрится, тает,
И что нам до зимы,
Когда весна светает?!
Пусть не для нас,
Но все-таки...
Но все.

Нежно – зеленая фотобумага неба
На солнечном свету
Искрилась, будто нерпа,
С нее сползал язык живой воды,
И оживали радуги цветы...
Цвета!
От романтизма нынче я далек,
Поэтому перескажу иначе:
Дождь сферу неба надвое рассек,
И родилась дуга в цветастом плаче –
Так разнокровен мир
И так жесток!

С трепетом встречаю новый день.
Этой ночью тучи бились насмерть.
И сейчас в ушах раскаты грома,
И трезубцы молний перед взором...
С трепетом встречаю выход солнца,
Жду, когда лучами запоет,
Тронет обгоревшую сосну...
Вот оно, рождающее жизнь,
Медленно выходит из-за моря.
Радостно.
Чудесно.
Хорошо.

Чертит мальчик на асфальте
Новой жизни очертанья.
Камнепад гремит на карте,
Рушит чье- то изваянье.
И хохочет в отдаленье,
Бросив в сторону лопаты,
Молодое поколенье...
На траве зверек горбатый –
Он лежит, не шелохнется,
А над ним летают звуки.
Странный зверь...
Глаза – два солнца,
И неведомый науке.

Я жизнь как дар воспринимаю
К зовущим звездам устремляю
Ход мысли.
Мысль моя летит
И оставляет за собою
Закат и небо голубое.
И мысль мою не возвратит
Пахучий луг высокогорный,
Там, где резвится шмель проворный,
Где солнце медленно садится,
И на вершине снег искрится,
Как грива белого коня.

Случайных атомов собранье
С периодом полураспада,
Смесь самомнения и страданья,
Слепцы, во власти песен ада,
Меч, на природу посягнувший,
Титан, чья власть всегда права,
Лук – радугу перетянувший –
Да так, что сникла тетива!

Полдень – это суток арбуз,
Разрезанный пополам.
Полночь – глубоких раздумий груз,
Космических телеграмм.
Мозг человека – мира портрет –
В будущем горсть золы.
Все мы – не что иное, как свет,
Задержанный полем земли.

Чистая, нежная, злая заря
Надменна, как медный таз.
С трибуны неба за нами не зря
Следит ее красный глаз.
Птицы рисуют на ней крылом
Тайные знаки – код,
Мы этих знаков суть не поймем –
Мыслей не верен ход.
Логика – дьявола линза. Тупик.
И лишь интуиции свет,
Слово в ночи петушиный крик,
Нащупает истины след...
Но чистая, нежная, злая заря
Имеет тайный указ.
С трибуны неба за нами не зря

Взбейте стеклянную пену,
Выкиньте ввысь облака!
Черные стаи встревожьте –
День облачите во тьму!
Но то, что я видел однажды:
Огромное, светлое небо,
Зовущие ясные дали –
Всегда перед взором моим.

Обманам в этом мире нет числа,
И ты, дитя, вкусил от древа зла.
Размножились ослы под седлами златыми –
Прислужников у них неисчислимый рой,
И все они прикинулись святыми
И сыплют обещанья над собой.
А сами с жадностью вкушают благ земных.
Что червяку до звезд?!
Куда им до святых?!

А я все думаю: за что сто тысяч лет
Несем мы крест? И отдыха нам нет.

Смотри... Соловьи почернели,
Закаркали и зашипели.
Хозяйка у них молодая,
В березовой ступе летает,
Следы помелом заметает...
Но где ж они, жаркие птицы –
Павлины, скворцы и синицы?
Все каркают, все – темнота!
Беда, милый братец, беда,
Смотри: окровавилось небо...
Не будет покоя, не требуй,
Отлавливай лжеворонье –
Лишь в этом спасенье твое!

Я чистые сердца топтал
И злобой упивался.
А ты, поэт, пиши,
Чтоб список черных дел моих
остался
На дне любой души.
Чтоб следующий жизни пласт –
потомки –
Свободы не желал,
Чтобы наследник мой,
надменный и жестокий,
Меня не забывал...

И все ж ничтожен я.
Как червь под небесами,
У черни на виду,
Угрюм и одинок,
И окружен врагами –
Расправы жду.

Когда ты зол, золой развейся,
Очнись, и над собой посмейся,
С детьми великодушен будь.
Пойми людских пороков суть.

Виновен вор иль кукловод,
Набивший золотом живот?
И горький пьяница – итог
Пути, где был он одинок.

Уж сколько рыцарей мечты
Дрались, но рушились мосты.
Ты не дерись, и не дразни
Золу и зло – родня они.

Клюнул жареный петух.
Все вздохнули – УХ!

Потрудитесь не насмех.
Все сказали – ЭХ!

Вы опять ловили блох?
Удивились – ОХ?

А раздался гром в горах,
Оглянулись – АХ?

В едва намаченном тумане зеленый луг.
Живем в огромном барабане мы вроде слуг.
Из бреши бренной краем глаза мы видим свет,
Во власти силы и приказа и лаза нет.
Но ни испугом, ни угрозой не купишь нас.
Прольешь и ты, мучитель, слезы, настанет час.

Недолог путь земной,
Но бесконечен путь,
Явивший нас в земные лабиринты...
О Вечный путь!
Зачем явил сей ад переживать
И знать бессилие борцов за идеалы,
Которых и невежда, и дурак
Коснутся – сразу в камень обратят
На здании, на площади, в надгробный...